— Никакие. Я с Близендой давно не списывалась. Времени не было.

— Даже после того, как Лавентин объявил о разрыве помолвки?

Сабельда поджала губы, её глаза потемнели от гнева, и голос негодующе задрожал:

— Я бы не стала бегать ни за Лавентином, ни за его матерью, — сложив руки на груди, Сабельда вскинула голову. — Я за него замуж не хотела.

— Так не хотели, что пошли к нему домой и уговаривали немедленно на вас жениться?

К её щекам прилила кровь:

— Да, я к нему приходила, но не уговаривала. И матери его ничего не писала.

— И тем не менее, — вкрадчиво начал я, — мать Лавентина получила от вас письмо, из-за которого спешно покинула дом — и была похищена.

Сабельда часто заморгала. Я добавил грозных ноток:

— Вы что-нибудь об этом знаете?

Прищурившись, Сабельда внимательно меня осмотрела. Уголки её губ дрогнули:

— Да, знаю.

Глава 41

— И что вы знаете? — строго спросил я.

Подойдя к столу, Сабельда наклонилась, сминая подол.

— Я знаю, что мы друг другу можем быть очень полезны. — Она накрутила на палец светлую прядь и выпустила её, позволяя упасть на выпяченную в декольте грудь.

— Чем же?

Сабельда медленно обошла стол. Следя за её движением, я поворачивал голову. Но не повернулся сам. Оказавшись между столом, стеной и боком кресла, Сабельда несколько озадаченно застыла. Широкий подол сплющился в тесном пространстве между мебелью. Дёрнув его, Сабельда села и накрыла мою руку ладонью, заговорила чувственно:

— Вы ведь не нашли себе подходящую жену… — Её ладонь переместилась на моё колено, двинулась к паху.

Все пытаются меня соблазнить… это уже не смешно. То, что я одинок, не значит, что я должен бросаться на каждую женщину… или мужчину.

— А вы, значит, подходящая? — я ухватил её за запястье, останавливая непристойное движение.

Потупив взгляд, облизнув губы, Сабельда продолжила:

— Я буду идеальной женой. Исполнять все ваши прихоти, абсолютно любые. Подчиняться, — подняв на меня страстный взгляд, она наклонилась и, преодолевая упругое сопротивление сложившегося подола, потянулась ко мне. — Буду закрывать глаза на любые ваши шалости. Я многое умею и с удовольствием порадую вас.

Перехватил вторую руку, устремившуюся к моему паху, я предложил:

— Порадуйте: расскажите всё как есть.

Глаза Сабельды расширились:

— Вы не согласны?

— На что?

— На моё предложение. Вам нужна власть рода, чтобы оставаться министром, а мне нужно замуж. Давайте поможем друг другу. В отличие от Нейзалинды я знаю, когда надо остановиться и с кем лучше не связываться.

Значит, Нейзалинда кому-то рассказывала о неромантичных обстоятельствах нашего брака… Я отбросил эти мысли, возвращаясь к текущим делам:

— Благодарю за столь щедрое предложение, но оно меня не интересует.

Лицо Сабельды побагровело, она высвободила руки и попыталась встать:

— Значит, правду о вас говорят, — бормотала она, сражаясь с тяжёлым подолом, — что вы не женитесь потому, что предпочитаете мужчин.

Теперь понятно, почему многие верят, что я до сих пор не женат: из-за этих слухов.

Я холодно напомнил:

— Моя личная жизнь вас не касается.

Она фыркнула. Наконец поднялась и, брезгливо кривя губы, вскинула голову. Но в мелкой дрожи рук и очертании поникших плеч чувствовалась неуверенность. Во взгляде опять промелькнул испуг. Нужно было лишь чуть надавить:

— Я могу посадить вас в тюрьму. К простолюдинкам. А потом продолжить допрос. И сажать снова и снова, пока не расскажете необходимое.

— Не посмеете. Не имеете права.

— У меня разрешение императора на любые действия, — я вытащил из-за пазухи накануне полученную золотую печать. — Так что посмею. Но вы можете рассказать всё прямо сейчас и уйти. Что выбираете?

Вздохнув, Сабельда отступила к стулу. Села, расправила шуршащий подол и сложила руки на коленях:

— Выбираю сразу всё рассказать.

Готовый её слушать, я кивнул.

***

Наложенным на меня заклятием понимания письменность не переводилась, но чертежи в книгах по архитектуре выглядели понятно. Больше всего меня заинтересовали схемы изменения структуры вещества, из которого сделаны дома длоров, в зависимости от того, какой материал надо изобразить и какую нагрузку выдержать. Вроде в этом мире ещё не должны дойти до знания кристаллических решёток веществ, но на чертеже такие были.

Похоже, хозяйкам живых домов приходилось изучать сопромат на очень глубоком уровне. Удивительно, что у меня изменения интерьера получались по наитию. Может, потому, что я всё это знала? Или потому, что воздействовала только на часть дома? А может, такие подробности нужны для общего развития, и дом сам прекрасно справлялся с изменением структуры.

Вскоре я поймала себя на том, что смотрю на ряды книг в суровых кожаных переплётах и думаю о Раввере. Воспоминание о беседе в ванной царапало, лезло в мысли. За свою капризность было так стыдно, что к щекам приливала кровь.

ак можно быть такой эгоистичной? Да, я устала сидеть одна, мне тоскливо, я скучаю по Равверу, но у него так много важных дел, он устал, а я…

Постучала себя по лбу:

— Глупая, капризная девчонка.

Ситуация не отпускала. И дело не только в стыде. Казалось, Раввер что-то недоговаривал. Но причин сомневаться в его словах не было. Даже не понятно, что именно меня смущало.

— Саранда… — тихо позвала я.

— Да, — она вынырнула из массивной двери кабинета, снова подсознательно изменённого мной под Раввера.

— Ты слышала наш разговор в ванной?

— Вы не желаете, чтобы вас подслушивали в интимные моменты, я не слышала.

На мгновение я растерялась, всё ещё не привычная к тому, что многое она исполняет без просьб.