Стоя на неприлично маленьком крыльце, я выругался.

Успокоиться это не помогло.

Я не хотел верить в предположение Лавентина, что жён нельзя отправить в их мир из-за родовых браслетов, но оно такое логичное… В самом деле, во времена создания порталов родовая магия только зарождалась, вполне естественно, что порталы не рассчитывались на использование главами рода хоть мужского, хоть женского пола. Возможно, браслеты не пропускало в другой мир из-за связи с источником.

Если так, мой родовой браслет в любом случае губил Лену: сначала мешая ей вернуться домой, потом опьяняя брачными чарами и, в конце концов, убивая проклятием.

Я задыхался от осознания этой роковой неизбежности. И Лена — милая, доверчиво ко мне прижимавшаяся, посвятившая меня в свои тайны — скоро умрёт. Из-за меня.

Из-за идиотской задумки Лавентина.

Убить бы его!

Заставляя себя глубоко дышать, я давил кипевший внутри гнев. Сбоку что-то мелькнуло. Я оглянулся: привратный дух Лавентина парил над землёй, ободранный плащ трепетал, на пальцах проросли когти. Почуял мои дурные мысли и вспышки магии.

— Не трону я его, — направился к карете, забрался внутрь.

Привратный дух до самых ворот скользил рядом серой враждебной тенью.

А я думал о том, что надо что-то делать, как-то Лену защитить.

Облокотившись на колени, заставлял воздух входить и выходить из лёгких.

Что делать? Как спасти Лену?

Неужели опять придётся бороться с брачными чарами, как когда-то мы боролись с ними с Талентиной? Неужели снова проиграю с фатальными последствиями?

Я схватился за голову.

Не смогу так, не перенесу этого снова. С таким грузом на сердце невозможно жить.

«Не думай об этом, — я закрыл глаза. — Не надо думать об этом сейчас».

А предположение Лавентина может оказаться неверным. Да. Он… он ошибся: портал не сработал по какой-нибудь иной причине. Но Лавентин его починит, настроит… Должно же мне хоть раз повезти!

Всего один раз — мне больше не надо. И больше я никого опасности не подвергну, даже если придётся отказаться от должности, магии, всего.

А сейчас надо отвлечься, иначе не выполню возложенные на меня обязательства. Отчёт вон уже прочитать не успел.

Тяжело дыша, я нащупал на сидении рядом стопку сшитых листов и положил на колени.

Закладка торчала примерно на середине.

«Можно было и короче некоторые факты выразить», — ворчливо подумал я, открывая страницу, посвящённую коричневым — нашим активистам, не поддерживающим ни алых монархистов, ни зелёных радикалов, вечно болтающихся между ними, как нечто их цвета в проруби*.

Глаза резало от усталости. Я шире открыл задвижку на окне, впуская больше света, и попытался сосредоточиться на отчёте. Вроде ничего сверхсложного там нет, — коричневых опять мотало, в ведущей партии намечался раскол, — а понимание наступало со скрипом, наполняло голову чугунной тяжестью. И усиливающийся шум города резал слух.

— Скандал на острове длоров! — послышался звонкий голосок. — Сенсационный брак главы рода! Общественность в шоке! Министр внутренних дел не знает, что делать!

Мурашки побежали по спине: меня вычислили? Я высунулся в окно притормаживающей кареты.

Мальчишка в засаленной одежде размахивал пачкой газет «Горячие новости Динидиума», принадлежавших Хлайкери, и я выдохнул: наверняка это о Лавентине.

— Один номер, — крикнул я.

— Два медяка, — подбежавший ко мне мальчишка, шмыгая носом, протянул газету.

Я выгреб из внутреннего кармана монеты, но медяков среди них не нашёл, бросил пол серебряного:

— Сдачи не надо.

— Спасибо, министр, — щербато улыбнулся мальчишка и побежал на перекрёсток дальше зазывать покупателей.

Я развернул газету. На передовице, под крупной надписью: «Министр внутренних дел бессилен!», был изображён я, прикрывающий лицо рукой, но узнаваемый. На фоне довольно эффектно смотрелись развалины дома Лавентина.

Хлайкери отомстил за то, что вчера, после того как взбесившийся дом утихомирили, я не пустил его в лабораторию Лавентина и не дал выспросить подробности. Мстительный гад! Не утруждается подумать, что нападки на меня вредят стране, в которой он живёт.

Скривившись, я стал читать высокопарную статью об «очередной выходке печально знаменитого гения», которому «потакает его товарищ по играм детства министр внутренних дел», полную животрепещущих вопросов «доколе можно терпеть такое опасное попустительство?» и «может ли длор, неспособный усмирить друга, управлять делами страны?»

Пожалуй, мне следовало быть с Хлайкери вежливее.

Дальше шло описание нашумевших приключений жены Лавентина в столице, интервью с «лицами, пожелавшими остаться неизвестными из опасения за свою жизнь» и прочая журналистская ересь, которой любят верить простолюдины, да и некоторые длоры тоже.

— Ла-вен-тин, — почти прорычал я, уже представляя, как статья с иллюстрациями, со снимками фотографического аппарата (на которых тоже есть я, опять бездействующий, отчаявшийся) разойдётся по другим изданиям страны. Экземпляры этого номера наверняка уже плывут на континент.

Вдох-выдох, вдох-выдох, спокойствие.

Знал ведь, что связываюсь с ходячей неприятностью.

Одна надежда, что Лавентин со своей женой ничего скандального больше не устроят.

______________

* Императорская семья — маги крови, их родовой цвет — алый, поэтому активные сторонники правящей семьи и монархии в целом носят красные и алые ленты, галстуки. Их оппоненты, противники монархии, стали носить зелёные ленты, так как зелёный контрастен алому. Центристы сначала никак себя не выделяли, поэтому их называли бесцветными, но позже в шутку обозвали коричневыми (цвет от смешения зелёного и красного), со временем это прозвище закрепилось и тоже стало выражаться лентами соответствующей расцветки.

Глава 26

Я должен был немедленно рассказать императору о трупах в кристаллах, но звонкий шлепок газеты по столешнице сбил с этой мысли.

— Ты это читал? — император, стоя за столом, тыкал пальцем в заголовок передовицы «Горячих новостей Динидиума».

— Да, читал, — я вытянулся и застыл, почти как военный перед генералом.