— Ладно… мм, что ты знаешь о способности Взгляд смерти?

— Это способность по тёмным эманациям увидеть болезнь или близкую смерть человека.

Близкую смерть? Я задохнулась, рёбра сдавило стальными обручами. И голос зазвучал нервно:

— То есть если человек просто устал — никаких тёмных эманаций я не увижу?

— Если только очень бледное серое марево.

Раввер солгал. Пусть ради моего спокойствия, но…

Я захлопнула книгу. Поглаживая тиснёную кожаную обложку, глухо произнесла:

— И что значит, если от Раввера часто отслаиваются такие, — я показала пальцами, — язычки чёрного пламени? По всему телу…

— Мм… — Саранда подняла взгляд к потолку. — Если по всему телу, то может быть лёгкое отравление, кожные заболевания, болезни суставов, лихорадки, простудные заболевания, предвестники смерти… В случае хозяина я бы в первую очередь подумала на последствия зелья глубокого сна, оно вредное.

— Или на предвестие смерти, — тихо произнесла я и поднялась из кресла Раввера.

Сама понесла книгу по архитектуре на место. Саранда беззвучно летела за мной, не предлагая вспорхнуть вверх и поставить книгу на полку. Я поднялась по деревянной лестнице почти под потолок. Странно, что такие нужные хозяйками справочники лежали так высоко. Или Равверу нравилось заглядывать под платья?

Но образ так шутившего над женщинами мужчины не вязался с Раввером, скорее всего, книги просто не нужны. Я потянулась вставить том в его законную щель между другими, но там что-то блеснуло. Не задумываясь, я вытащила из сумрака междукнижья пробирку с плавающим в зелёной жидкости чёрным эмбрионом.

— Что это? — я развернулась к Саранде и попала лицом внутрь её прохладного, желеобразного тела.

Отшатнувшись, стукнулась локтем о полку. Руку пронзило током, и пробирка ухнула вниз. Саранда метнулась следом.

Дзинь! — звякнули осколки. К потолку взметнулся зелёно-голубой пар, затянул весь кабинет. Зажмурившись, я зажала рукавом нос и рот, мысленно повторяя: «Проветрить, здесь надо проветрить».

Загремели открываемые рамы, повеяло свежим воздухом.

Снизу послышались шипение и скрежет…

***

Талентина протянула ко мне мокрые руки, и я проснулся. Оглушённый стуком собственного сердца, тяжело дышащий, откинулся на спинку кресла.

Солнечный свет озарял мой кабинет в министерстве. Я бросил взгляд на часы.

Спал всего семь минут. В голове почти не прояснилось. Я придвинул блокнот и продолжил записывать показания Сабельды. От усталости мысли путались, держать факты в памяти стало слишком трудно.

Я смутно улавливал несогласованность того, что говорили Сабельда и Брондельбундель, с версией Лавентина. Только… не мог вспомнить подробности рассказа Лавентина о попытке Сабельды уговорить его жениться. Едва припоминал, что нам поведала его мать…

Отложив ручку, закрыл лицо руками. Попытался сообразить, все ли необходимые распоряжения о безопасности глав и старейшин родов я сделал. Вроде все…

Виски опять давило болью, тихий гул улицы сменился ревущим грохотом в ушах. Кабинет качался из стороны в сторону, запрокидывался, переворачивался…

Мне просто надо отдохнуть, и память заработает, как надо. Выпить немного зелья глубокого сна, совсем чуть-чуть. Надо.

Спать. Просто спать, как всем нормальным людям. В кровати. А не урывками в карете или кабинете. Спать глубоким сном.

Пол подо мной кренился, неведомая сила выгибала тело, а боль рваными кляксами расползалась от висков и замыкалась в тяжёлый тесный обруч.

Почему Черундский шаман меня не убил? Дети его племени погибли быстро, почему я должен мучиться так долго? Ведь не я выставил их под шрапнель. Я не более виновен, чем любой родич шамана, почему они мертвы, а я до сих пор здесь, всё ещё расплачиваюсь? Разве мало того, что я уже пережил?

Рядом зашуршала ткань. Я быстро опустил руки, собираясь выслушать незваного посетителя, и застыл: напротив стояла Нейзалинда. Струйка крови сочилась по её груди и платью.

Нейзалинда укоризненно смотрела на меня.

Кровь текла с завораживающей неспешностью. Текла… текла… Ногам стало мокро. С трудом отведя взгляд от Нейзалинды, я посмотрел вниз.

Кровь прибывала, захлёстывала стол, мои колени.

— Беги, — сипло потребовала Нейзалинда. — Беги или умрёшь.

Ледяные руки легли сзади на мои плечи, скользнули на грудь. Шея задеревенела от сковавшего меня ужаса, я пытался посмотреть за спину, но получалось лишь косить взглядом. Чёрные мокрые пряди коснулись моего виска, потекли вперёд вместе со струями воды.

Талентина. Я закрыл глаза, не желая ничего видеть.

— Беги, — хрипло шептала на ухо она. — Тебе здесь не место.

Зажмурившись, я мысленно требовал: «Проснись, проснись… проснись!»

Вокруг вспыхнуло защитное чёрное пламя.

«Нельзя», — напомнил себе. Но не помогло: леденящий ужас останавливал сердце, и хотелось согреться хотя бы теплом моей силы, даже если с детства вбито, что во сне магию использовать нельзя — она может неконтролируемо выплеснуться в реальность.

— Проснись, — прошептал я.

Моих губ коснулись холодные мёртвые пальцы. Я дёрнулся, но затылок упирался в грудь Талентины.

— Уйди, — пробормотал я, с трудом отталкивая её руку.

Открыл глаза: внутри круга чёрного пламени слева стояла Эваланда, справа — Миалека. Они, как и Нейзалинда, тянули ко мне руки. Кровь хлынула на стол, смывая бумагу и письменные принадлежности.

— Ты должен уйти, — на четыре голоса хрипло шептали мёртвые. — Уходи, беги, не возвращайся никогда, убийца…

Кровь поднималась выше, покрыла мою грудь, вязко и липко текла по шее, лизнула подбородок.

— Уходи, убирайся отсюда, недостойный…

Кровь плеснулась в лицо, в рот, забила нос.

И исчезла.

Я сидел в кресле, запрокинув голову. Вокруг бесшумно колыхалось чёрное защитное пламя. Струйки холодного пота щекотно сбегали по вискам. Сердце страшно бухало в груди. Возвращалась головная боль.

Стена чёрного огня исчезла.

Ухватившись за край стола, я поднялся. Кабинет плыл перед глазами. В нём не было и следа крови.

Часы… часы показывали, что на этот кошмар ушло четырнадцать минут.