– Сегодня вечером истекает срок, когда хозяин должен был лишиться главенства родом. Все поймут, что он женат.

– Но это не значит, что после этого я смогу в любое время поехать к нему в министерство.

До дрожи, до трепета в груди я хотела услышать опровержение моих слов, но Саранда, помолчав, согласилась:

– Пожалуй, вы правы.

Я оглядела вереницу платьев. Какой смысл выбирать подходящее, если я никогда не выйду из дома? С тем же успехом можно продолжать ходить в халате, как сейчас. И только воспоминание о восхищённом взгляде Раввера, когда он увидел меня в белом платье основательницы, удержало меня в гардеробной.

А затем я снова подумала о том, что из-за проклятия наши отношения обречены, и все мои переживания бессмысленны. Я должна меньше думать о Раввере, иначе расставание окажется страшнее смерти.

Браслет резко потеплел. Снова его накрыло тьмой, фигурки дёрнулись. Чернота впиталась, возвращая браслету прежний вид и температуру.

Я взглянула на Саранду: она смотрела на браслет, явно тоже не понимая, что происходит у Раввера.

Ожидание стало ещё тягостнее.

***

Магия клокотала в груди. Вместе с покачиванием кэба это создавало странное ощущение, что внутри меня ползает и перекатывается огромная змея. Родовая магия любила отнимать жизнь, напитывалась ею и будто оживала. Возможно, из-за этого ощущения, что сила обретает свою волю, наш род редко использовал убивающие заклятия.

Сидевший напротив Лавентин мечтательно обнимал кувшин. Внутри него поскрипывал и позвякивал наш импровизированный компас, который может приведёт к преступникам, а может и нет. Но если точно укажет их положение, мне снова придётся убивать и кормить свою голодную жадную силу.

Шторы на окошках дёргались, впуская внутрь полосы света. Те падали на лохматые волосы Лавентина, мерцали золотыми искрами в его светлых зеленоватых глазах.

Тянуло поговорить о сложившейся ситуации. Поговорить серьёзно, с кем-нибудь так же высоко ценящим принадлежность к длорам, как я. С тем, кто будет рассматривать не с научной, а с политической точки зрения открытый нами ужасный факт, что магию рода можно украсть, передать чужаку, не длору.

Расследование убийства Какики дало такие неожиданные результаты, что волосы вставали дыбом: не просто уничтожение главы рода, а покушение на всё наше общество, на право длоров на магию…

Как бы я хотел оказаться сейчас в императорском дворце и обсудить это всё, но я должен скорее уничтожить похитителей магии и их опасные знания, чтобы никто не смог повторить их страшный опыт. Из-за них мы и так лишились уже двух магических родов: Какики и Индели уже этим утром, когда шли по следу. Какой самонадеянной была моя уверенность, что мы в безопасности и просто гоним затравленного зверя.

Виски заломило, я подавил желание растереть их.

Лавентин думал о своём, и его взгляд сохранял кристальную чистоту и невинность. И это после всего, что он сегодня видел во время сражения с частью преступников. Вот уж у кого со сном проблем не будет.

Вспомнилась его химера. Перед уходом, проверив её магическое воздействие, я убедился, что это она усыпила меня и сберегла сон. Я смотрел на Лавентина, и всё больше казалось, что его научная увлечённость с оттенком безумия, его часто декларируемая неспособность понимать сложности людей – маска.

Ему было десять, когда он подарил химеру. Вручил как замену моему согру, но вложил в неё способность отгонять кошмары. Ему хватило двух дней, когда мы с дядей Веронием гостили в их загородном доме, чтобы заметить мои проблемы со сном. Ведь хватило ума очень деликатно, незаметно предложить помощь. И не спросить о результате. Слишком чутко для того, кто якобы не понимает людей.

Как жаль, что я побоялся оживить химеру, а потом забыл об этом подарке. Сколько ночей сна она могла бы мне подарить… И как хорошо, что Лена её нашла.

Лавентин вздохнул о чём-то своём. И я вдруг испытал острую, щемящую сердце благодарность за то, что он не укорил меня за убийства во время задержания похитителей магии, будто не заметил, что я сделал. Иногда это так удобно – не понимать очевидного, не видеть.

Жаль, с ним нельзя поговорить об угрозе длорам как с длором, а не как с учёным, восторженно относящимся ко всему новому и необычному.

Я осторожно сжал браслет – символ власти над магией рода, которая сейчас так резво шевелилась внутри и жаждала убивать. Но мне больше нравилось думать, что она рвётся защищать то, что мне дорого – мой несовершенный, но такой привычный мир.

Ещё одно сражение ради Алверии ждёт впереди. Даже больше, чем ради страны: за всё наше общество.

***

Даже к вечеру известий от Раввера не появилось. Лишь вспышки тепла и черноты на браслете говорили о том, что сегодня его работа выходила за привычное мне понимание функций министра внутренних дел.

Перебравшись на чердак, я в ожидании возвращения Раввера смотрела на горизонт со спрятавшейся за ним столицей, на сад, на охранявших дом патрульных.

Страшно было подумать, что Раввер не вернётся. Но и не бояться этого невозможно. Я не выпускала из руки браслет, гладила трещину, и казалось, она потихоньку расширяется. Возможно, это мерещилось от волнения, а может с Раввером действительно что-то не так.

Этот волшебный мир оказался вовсе не прекрасным, а тревожным, полным интриг и опасностей. Сердце болело, в груди всё стыло, и до крика хотелось, чтобы Раввер наконец вернулся.

Вцепившись в подоконник, я пыталась успокоиться, пыталась не закричать.

– Хозяин возвращается, – совсем рядом прозвучал голос Саранды.

Я распахнула глаза: к крыльцу подъезжал кэб. Меня охватила дрожь, сердце безумно колотилось, я притиснулась к холодному стеклу.

Дверца кэба отворилась. Ветер хлестнул Раввера, разметав длинные чёрные пряди, он тяжёлой поступью двинулся к крыльцу, исчез из виду.

Я рванулась вниз. Бегом-бегом, хватаясь за перила, боясь чего-то непонятного, неведомого. Носик фигурной тапочки, больше похожей на туфлю, зацепился за край ступени. Я рухнула вниз, но лестница вспучилась огромной подушкой, поймала в свои объятия, поставила, и я, выдохнув, с бешено колотившимся сердцем побежала дальше.

Раввер стоял с закрытыми глазами, прислонившись к двери. С истошным писком забытая на чердаке химера пролетела над моей головой, плюхнулась на пол, проехалась по паркету и, оскалзываясь на нём, рванулась к Равверу.

Он открыл глаза, устало отмахнулся, но химера в прыжке растопырила крылья и облепила его грудь. Это моё место. Я прибавила шаг, но чем ближе к Равверу, тем более неловко себя ощущала.