Пора положить конец надежде Эоланда на то, что меня обнаружат мёртвым.

Время было неурочное для посещений, никто не открывал. Офицеры, повинуясь заранее обговорённому плану, оцепляли дом.

Я стучал.

Наконец дворецкий открыл. От удивления подавившись вопросом «Что угодно», — пропустил меня, склоняя голову:

— Длор Вларлендорский, господин министр, добро пожаловать.

— Где твой хозяин?

Наверху послышался звон стекла. Оттолкнув дворецкого, я метнулся к лестнице.

Похоже, двоюродный брат совсем идиот. Застыв на полпути на второй этаж, я сознанием погрузился в сплетение потоков магии, растекавшихся от меня к родным. Отыскал принадлежавшую Эоланду нить и отсёк. Будто лопнула струна.

— Нееет! — послышался истерический крик, чётко указав направление.

Я шагал по сумрачному коридору, несколько шокированный поспешностью, с которой принял столь жёсткое решение: я же собирался давить на Эоланда постепенно, чтобы выследить его связи, сделать всё по закону, по уголовному кодексу и стандартному судопроизводству. А то надавишь на него, и он начнёт валить вину на всех без разбора.

— Ты не понимаешь, — взвизгнул Эоланд за одной из массивных тёмных дверей. — Её нет! Нет!

Я толкнул дверь. Напротив неё стояла большая кровать с высокой периной, измятым бельём. Эоланд в сорочке, тапочках и бигудях стоял на подоконнике открытого окна, солнце высвечивало тщедушное тело в парусе белой ткани.

Кордолия, пухленькая жена Эоланда, в пеньюаре и чепце, держала бледного мужа за руку.

— Всуньтесь в комнату, а то будем стрелять, — предупредил с улицы один из офицеров. — Дом оцеплен, вам не уйти.

С улыбкой я справиться не мог, она растянула лицо:

— Ну что, не ждали?

Сорвав тапочку, Эоланд швырнул ей в меня, я едва успел отклониться.

— Как-то это не по-родственному, не находишь? — найдя взглядом кресло, я неспешно уселся в него. Надо попробовать доиграть партию до конца. — Не хочешь рассказать, зачем вчера приходил в мой дом?

— Откуда ты знаешь? — процедил Эоланд. — Женился?

— Слезь, — взмолилась Кордолия, подёргивая его за руку.

— Хм, значит, моё предположение верно: духи не видели тебя в доме не потому, что свидетель ошибся, и не потому, что ты в него не заходил. Они настроены тебя там не видеть. А о визите я узнал от внешнего наблюдения за моим домом, — я снова улыбнулся, глядя в покрывающееся испариной бледное лицо кузена. — Ты сам себя выдал.

— М-магию верни, — почти спокойно попросил Эоланд.

— А иначе что, спрыгнешь?

— Раввер! — Кордолия топнула. — Прекрати.

Её щёки раскраснелись, ноздри вздёрнутого носа трепетали, губы сомкнулись в тонкую линию. Гнев выглядел праведным.

— Что прекратить? — я развёл руками. — Это не я поставил твоего мужа на подоконник, он сам заскочил. И у меня возникает естественный вопрос: почему появление главы его рода вызывает такую паническую реакцию. Тут явно что-то нечисто.

— Он боится мести за измену Нейзалинды, — побормотала Кордолия и сложила руки на огромной груди.

Эоланд что, хвастался тем, что спал с моей женой?

— Только сейчас? — я заломил бровь. — А что же раньше от меня убегать не пытался? Не поздновато? Делить больше некого.

— Можно подумать, тебя это остановит, — процедил Эоланд. Волосы на его ногах встали дыбом, отчего они казались почти меховыми. — Ты же мстительный кровавый тиран. — Сложив руки на груди, он вскинул голову. — Убивай беззащитного. Давай же.

— Эоланд, — всплеснула руками Кордолия и уставилась на меня. — Он не виноват, Нейзалинда сама его совратила.

— А вчера у меня ожерелье украсть его тоже Нейзалинда совратила?

По щекам Кордолии пошли красные пятна. Она что-то пробормотала.

— Не слышу, — отчеканил я.

Вздохнув, оттянув кружевное декольте пеньюара, Кордолия неохотно призналась:

— На балу в посольстве Эоланд перебрал и потом сильно проигрался в мужском клубе. Выделяемого тобой содержания не хватает, чтобы покрыть все расходы.

— Раз не хватает, поступал бы на службу… — я окинул взглядом тщедушную трясущуюся фигурку кузена, дёргающийся подбородок, торчащие во все стороны бигуди. Жалкое зрелище. — Куда-нибудь.

Азарт, злость — всё ушло, оставив усталость и брезгливость.

— Слезай, — велел я. — Немедленно. Иначе сам сниму. Или велю дробью в филейную часть стрельнуть для скорости.

— Не посмеешь, — пробормотал Эоланд, но с подоконника сполз. — Здесь тебе не Черундия.

— Да, в этом тебе определённо повезло, — кивнул я, подумывая, а не припугнуть ли его по-настоящему. — Что за шестерёнки ты мне оставил?

— Откуда тебе о них известно? — Эоланд бочком отошёл за кровать, подальше от меня.

— Велел духам обыскать дом. Они обнаружили шестерёнки и не досчитались колье.

Я замолчал. Несколько мгновений спустя во взгляде Эоланда появилась надежда. На то, что я скоро выпью яд. Не такой уж кузен безобидный, хоть и кажется чуть ли не идиотом.

— Ну же, — резко поторопил я, Кордолия и Эоланд вздрогнули.

— Просто шестерёнки, — он пожал плечами. — Побрякушки. Я их выиграл в той партии. Не знал, что с ними делать…

А лицо его при этом снова побледнело. Или мне показалось?

— Раввер, — Кордолия метнулась ко мне и рухнула на колени. Молитвенно сложила руки. — Прости его, дурака. Но нам нужны эти деньги. Он самому Овелодри задолжал, а с ним, сам знаешь, лучше не связываться. Это вынужденная мера.

Овелодри, министр иностранных дел, относился к долгам с навязчивой щепетильностью. И обладал обширными инструментами воздействия на должников. Надо было не своего заместителя Теталарда на этот посольский бал отправлять, а самому ехать, может, меньше проблем было бы с идиотом Эоландом.

А теперь что с ним делать?

От прикосновения горячих рук Кордолии по коже пробежали холодные мурашки.

— Пожалуйста, — она подалась вперёд, надавливая на колени упругой грудью, строя глазки. — Прости его.

— Ну хочешь, — тонко предложил Эоланд, — мою жену в любовницы возьми, только не сердись.

— М? — Кордолия сильнее прижалась к моим коленям.

Похоже, быть разменной монетой она вовсе не против. Ну и нравы. Покачав головой, я вывернулся из её смыкающихся на ногах рук и отступил к двери.