Восхитительный дом Раввера можно было изучать несколько дней. Я трогала орнаменты и рельефы, ткани, мебель и не могла поверить, что всё это — плод фантазии одного человека, даже вооружившегося помощью профессиональных дизайнеров.

Из пояснения Раввера выходило, что все материалы имели одинаковую основу, но на ощупь дерево было деревом, металл металлом, ткани и меха — всё такое натуральное. Не творение магического 3D принтера, не формомасса из нанороботов, по команде принимающих нужную форму, а действительно созданные из общей основы разные материалы… Это же какие просторы для творчества!

Но прежде чем творить самой решила набросать план дома. На пространственный кретинизм я не жаловалась, но надо представлять масштабы постройки. За бумагой я направилась в спальню, наверняка среди документов Раввера есть несколько чистых листов.

Но когда подошла к секретеру и посмотрела на бумаги, педантично разложенные параллельно краям, на параллельно им лежавшие перьевые ручки с резными корпусами и золотыми наконечниками, я подумала, что важнее знать человека, с которым я живу, чем дом, построенный его женой.

И хотя обращаться к духу по-прежнему было страшновато, я позвала:

— Саранда.

— Вы не хотите, чтобы я выходила, — отозвался голос их стены.

Что верно, то верно. Вдохнув и выдохнув, я попыталась захотеть, чтобы дух появился в спальне, но от одной мысли об этом по спине бежали мурашки.

— Я не причиню вреда, — тихо сказала Саранда. — Моя цель — служить вам.

— Хорошо, — я уселась в уютное кресло Раввера, сцепила руки и посмотрела на стену, из которой доносился голос. — А о хозяине можешь рассказать?

— Я выполню любое ваше пожелание. Я чувствую, что вы хотите услышать и готова рассказать все подробности, которые мне известны.

Я вздохнула, настраиваясь на беседу с духом.

— Моему хозяину двадцать восемь лет. Двенадцать лет он является главой рода и шесть лет занимает пост министра внутренних дел.

Раввер выглядел старше, из чего можно сделать вывод, что жизнь у него напряжённая. С двадцати двух лет министр… Способный он.

Саранда продолжила:

— В семье Вларлендорских, в той части, что ведётся напрямую от основателя, культивируется служение правящему роду. Свою магию основатель получил от Фуфуна Великого по протекции императора и поклялся своим источником магии, что все последующие поколения будут служить правителям верой и правдой, станут его тенями, готовыми отдать жизнь и исполнить любой приказ.

Даже звучало жутко. Я поёжилась. Торжественный голос Саранды вновь раздался из стены:

— Длор Элинсар, отец нынешнего хозяина, с младенчества воспитывал сына в поклонении императору. Длору Равверу внушалось, что смысл его жизни — служба правителю и стране любой ценой и любыми средствами. Мать, длорка Мавея, была отстранена от воспитания как не обладающая достаточной твёрдостью. В три года хозяин был представлен ко двору, император стал его наставником по фехтованию.

Внутри холодело и сжималось от такого чудовищного воспитания, от предчувствия, что кончилось это какой-нибудь трагедией.

— Во время торжественного марша в честь трёхвекового владычества в Черундии житель колонии швырнул в императорскую семью бомбу. Длору Элинсару не хватило силы Тлена погасить весь удар. Он прикрыл собой императора и императрицу, его самого и отбежавшего в сторону принца убило шрапнелью. Хозяину было пять лет, он был в числе марширующих придворных.

Саранда умолкла. С тяжело бившимся сердцем я впивалась в подлокотники. Нервная дрожь пробегала по телу. И здесь террористы. Увидеть, как твоего отца убивают — врагу не пожелаешь.

Отвечая на мой незаданный вопрос, Саранда сказала:

— Длор Элинсар был телохранителем, а хозяин — министр внутренних дел. Но он часто находится рядом с императором и в случае опасности непременно встанет на его защиту. Любой ценой.

Я растерянно кивнула. Саранда молчала.

— Говори, — велела я, предчувствуя, что на этом неприятные моменты жизни Раввера не закончились. — Он ведь не работает телохранителем из-за промаха отца?

— Отчасти. После этого случая хозяин счёл, что защищать императора надо не следуя за ним, точно тень, а добиваясь того, чтобы ни у кого не было причин швырять в правителя бомбы.

— Это он в пять лет к таким выводам пришёл?

— Да.

Устами младенца глаголет истина. Этот младенец мыслил масштабно. В груди теплом отозвалось восхищение.

— Длорка Мевея после смерти мужа стала жить здесь.

— А до этого совсем не жила? — уточнила я, стараясь не вдумываться, какой могла быть жизнь мальчика под началом такого одержимого работой отца.

— Она предпочитала проводить время на курортах, за границей и у родственников. После рождения наследника она могла жить отдельно от супруга. По возвращению её отношения с хозяином не сложились… — уловив моё недоумение, Саранда пояснила. — Он был ей безразличен, она занималась своими делами.

Как знакомо это звучало… Я опустила взгляд на колени.

— Главой рода стал старший брат Элинсара Вероний Вларлендорский. Из-за травмы во время боевых действий в Черундии он потерял возможность подтвердить брак физической близостью, поэтому его положение главы рода было временным. Он люто ненавидел длора Элинсара, а за ним и хозяина. Свою ненависть длор Вероний выражал неумеренной строгостью, высокими требованиями и жестокими наказаниями за любые проступки.

Я вздрогнула:

— А император? Разве он не вмешался?

— Длор Вероний представлял всё как воспитательный процесс. Император горевал из-за смерти наследника, но его интерес к судьбе хозяина был достаточно высок, чтобы спасти того от преждевременной смерти.

Это ж как дядя его наказывал, что вопрос стоял о возможности смерти?

Но я так боялась узнать ответ на этот вопрос, что Саранда молчала. В груди было зябко и тяжело. Ненавидящий наследника родственник, даже равнодушная к страданиям ребёнка мать — такое случается чаще, чем кажется, а всё равно пульсирует, режет до боли вопрос: «Как так? Как так-то?»

— Длорка Мевея скоро вышла замуж за военного. Как мать будущего главы рода она воспользовалась правом жить в доме. Её супруг защищал длора Раввера, но вынужден был часто уезжать в командировки, она уезжала вместе с ним. Они погибли в Черундии, когда хозяину было восемь.

В груди билось возмущение. Его почти не смиряло осознание, что хоть кто-то за Раввера заступился. Чужой человек был к нему добрее родных — и это тоже мне знакомо.

Прежде, чем я успела спросить, как Раввер заполучил себе звание главы рода и разобрался с дядюшкой, Саранда начала рассказывать: