Сообщить о случившемся императору и решить, что с этим всем делать.

Просто набор задач.

Я приоткрыл дверь. Распахнул на всю ширину и вошёл в пустой кабинет.

Неужели повезло, и жену каким-то чудом вернуло домой? Или глава бюро ошибся? Или…

Браслет тянулся к боковой двери.

Естественно, в общем-то, оказавшись запертой в незнакомом месте, забраться в укромный уголок.

А мне теперь общаться с перепуганной девушкой. И страх — меньшее из случившихся с ней зол.

Так, хватит пессимизма: я из Лавентина вытрясу способ вернуть жену в безопасность её мира.

Приблизившись к двери, постучал.

— Можно войти?

Накатило дежавю. Вечно я так стою под дверями жён.

Талентина запиралась от меня, потому что ненавидела.

Эваланда запиралась, требуя, чтобы я или отпустил её из Черундии или сам отказался от должности и вернулся в Алверию.

Миалека запиралась и рыдала по ту сторону двери, обвиняя меня в том, что я совсем её не люблю. Накануне её трагической поездки с отцом на воды, во время которой оба погибли, я так же стучал в дверь и просил разрешения войти, хотя сказать было нечего, кроме того, что жена должна остаться из-за предстоящего бала у посла Охтандии.

Нейзалинда из-за запертой двери требовала, чтобы я оплатил её счета у ювелира и модистки. Ещё и меня пыталась выставить виновником этих непомерных трат: что передо мной хочет красоваться и моё сердце растопить. Словно моё расположение зависит от одежды и украшений.

И эта жена тоже будет прятаться за дверью. Обоснованно.

Прикрыв глаза, снова постучал.

Она не ответила.

Боялась или не понимала меня.

Сердце билось часто-часто.

Стиснув ручку, потянул. Дверь не поддалась.

— Открой, пожалуйста, — попросил я.

Опять молчание. Пришлось коснуться замка пальцами и послать импульс тлена. Несколько мгновений спустя язычок замка осыпался прахом и я, отойдя в сторону, начал приоткрывать дверь.

В меня ничто не прилетело, не было криков. Так тихо, словно в комнатке с документами никого нет.

Но напряжение браслета мешало поверить в столь счастливое разрешение проблемы.

Свет проник в комнатку, озарив коврик, стеллажи с папками. Кресло. И сидевшую в нём девушку с огромными от ужаса глазами. Сердце защемило.

На ней почему-то была мужская одежда необычного кроя. Девушка смотрела на меня снизу вверх, обхватив прижатое к груди колено руками, и словно молила о пощаде.

— Ты должна пойти со мной, — сказал я.

Она отозвалась невразумительным набором звуков.

Чужой язык. Что ещё ожидать от иномирянки? Следовало обдумать ситуацию, но направленный на меня молящий взгляд отвлекал. Отвлекала вся она своей непристойной одеждой, красивым лицом и растрёпанными волосами, которые хотелось поправить.

Тишина давила. Я прошептал:

— Что же мне с тобой делать?

Накрыл глаза ладонью.

В первую очередь следовало незаметно вывести девушку отсюда и запереть дома. Никто не должен знать, что я воспользовался изобретением Лавентина и женился непонятно на ком.

В бюро слишком много обычных людей, которых не ограничишь чёткими рамками магического контракта, да и на улице двое-трое соглядатаев точно есть, всё же от моего брака зависит, буду я дальше министром внутренних дел или нет, и контакты с незамужними женщинами строго отслеживаются.

Если покажусь с этой странно одетой девушкой и увезу её к себе, то после доклада Лавентина в научном собрании будет очень легко вычислить, на ком я женился. О репутации разумного политика сразу можно будет забыть. Даже самый дикий мезальянс есть шанс смягчить, представив его в романтическом свете, но в моём случае такой вариант невозможен.

Я идиот. Надо было думать не о выгодах этого эксперимента, а о том, что потеряю в случае неудачи.

Опустил руку. За время, пока размышлял, девушка, казалось, не шевельнулась. Я опустил взгляд в пол.

Она казалась нежной и хрупкой, но она непредсказуема. И с ней не договориться, потому что языка она не знает.

Захочет ли она идти со мной?

Я бы на её месте не пошёл.

Надо что-то делать. Быстро. Но ни магией, ни чисто физически её принудить я не могу — браслеты не позволят.

Вздохнув, направился к стене возле письменного стола, отжал рычаг, распахнувший бар. Хорошо, что глава бюро открывал его передо мной и Лавентином, не пришлось просить о помощи. Из всего содержимого выбрал графин с розовой минеральной водой, налил в хрустальный стакан.

«Она не будет пить, — думал я, высыпая из капсулы, спрятанной в булавке галстука, белый порошок. Он вспенился, мгновенно растворяясь в жидкости. — Не будет».

И всё же понёс стакан в каморку. За это время жена не вернулась в свой мир и не попыталась убежать. Смотрела на меня взглядом загнанного зверька. Не шелохнулась, когда я навис над ней и протянул стакан.

— Не бойся, — как можно мягче сказал я.

Браслет на моей руке завибрировал, и по телу прокатился жар возбуждения. Стиснув зубы, я смотрел, как волосы обнимают плечи девушки, как плотно и соблазнительно прилегает к её стройному телу мужская одежда. Раздеть бы, прикоснуться к нежной коже, ощутить тепло…

«Хватит!»

Я решительнее протянул стакан с розовой жидкостью. Неотрывно глядя мне в глаза, девушка обхватила его и мои пальцы горячими ладошками. Меня будто током ударило, я едва удержался, чтобы не отшатнуться.

Неверяще смотрел, как девушка прижимает стакан к манящим губам, наклоняет, прихватывает первые капли, делает глоток, ещё.

Я бы не стал пить и не верил, что она станет, но попробовал из отчаяния, а она пила.

Осушив стакан, девушка протянула его мне. Забирая, я коснулся её тёплых пальцев. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Я сглотнул.

Девушка смотрела на меня, и её глаза заволакивала муть. Сорок секунд — и огромные глаза закрылись, тело стало оседать. Отбросив стакан, я подхватил девушку на руки и шагнул в тень двери.

Серый мир охватил нас нервно дёргающимися языками призрачного огня. Он трясся и искажался, прожигая путь живому сквозь мёртвое. Сквозь стены, по воздуху, ориентируясь на трепещущие проекции вещей и людей, я спустился вниз, прямо в карету и, пробравшись между падавших в дыры лучей, вышел из тени.